Новогоднее приглашение с изображением здания Кремлевского Дворца съездов.
Продаются: можно использовать как приглашения на новогоднюю вечеринку, стилизованную под советский новогодний праздник.
Рельефная печать, серебро, золото, снаружи ламинированная бумага.
В. Малашенко. ПОСЛЕ БОЯ.
Гул орудийных залпов утихал.
До начала концерта оставалось менее получаса, и мы — фронтовая концертная бригада молодых актеров — ждали зрителей.
На первом этаже полуразрушенного здания школы в бывшем спортивном зале стояли длинные скамьи. Несколько линялых штор, наброшенных на туго натянутую поперек зала проволоку, служили занавесом.
Выступления наши проходили всегда с успехом. Песни, музыка, стихи напоминали о мирных днях, о родных и близких, обо всем том, за что солдаты не Жалели своих жизней.
Появился лейтенант.
— Артисты на месте?
— Да-да, на месте! — Я как ведущий концерт вышел из-за занавеса.
— Сейчас начинаем, народу пока немного, но остальные, возможно, подойдут. Проходите, товарищи!
В дверях появились бойцы. Они двигались медленно, усталость висела на их плечах, руках, на расслабленных ногах. Расстегивая на ходу ремни, полушубки, не спеша устраивались кто где — на скамьях, матах, а то и просто на полу...
Хлопотливый лейтенант прикрыл дверь, махнул мне рукой г дескать, начинай!
Я раздвинул занавес и бодрым голосом приветствовал зрителей от имени нашего коллектива. Солдаты разглядывали мой костюм, галстук, лениво перебрасываясь словечками.
— Чайковский. «Мелодия». Соло на скрипке, — объявил я первый номер.
Наступила тишина. Вышел скрипач. Он уложил на плече скрипку, тряхнул головой. И полилась музыка.
Если бы не война, я уверен, он наверняка был бы лауреатом. Он очень любил скрипку и всегда играл с наслаждением.
Сосредоточенные, серьезные глаза солдат были прикованы к рукам скрипача. Музыка разглаживала суровые морщины, глубокие складки бровей и губ.
Вдруг среди тяжкого мужского прокуренного дыхания я услыхал храп. Приглядевшись, заметил, что многие солдаты дремлют, с трудом разжимая падающие веки. Я посмотрел на музыканта. Он играл, ничего не подозревая, будто в зале было полно слушателей и концерт проходил в консерватории. Он играл вдохновенно, легко, с чуть заметной самодовольной улыбкой мастера.
Вот последний аккорд. Готовый принять овации, скрипач опустил смычок.
В эту минуту к нему подбежал лейтенант и грозным шепотом произнес:
— Играй дальше! Они спят, ты же видишь! Они устали. Они после боя! И спать им осталось, — он посмотрел на часы, — меньше часа. Играй, милый, а то проснутся.
И скрипка запела вновь. Скрипач играл одну пьесу за другой. Чайковского сменял Бах, Баха — Бетховен, и вновь Чайковский...
Солдаты похрапывали. Изредка кое-кто дремотно открывал веки, но, увидев скрипача, закрывал, видимо уверенный, что концерт еще только-только начался.
Но вот отворилась дверь и чья-то рука растолкала спящего около порога. Тот проснулся, ударил в ладони. Мгновенно проснулись остальные и дружно зааплодировали.
— Выходи! По машинам! — раздалась команда.
На ходу приводя себя в порядок, покидали наши зрители зал. Гул орудийных залпов нарастал.
Продаются: можно использовать как приглашения на новогоднюю вечеринку, стилизованную под советский новогодний праздник.
Рельефная печать, серебро, золото, снаружи ламинированная бумага.
В. Малашенко. ПОСЛЕ БОЯ.
Гул орудийных залпов утихал.
До начала концерта оставалось менее получаса, и мы — фронтовая концертная бригада молодых актеров — ждали зрителей.
На первом этаже полуразрушенного здания школы в бывшем спортивном зале стояли длинные скамьи. Несколько линялых штор, наброшенных на туго натянутую поперек зала проволоку, служили занавесом.
Выступления наши проходили всегда с успехом. Песни, музыка, стихи напоминали о мирных днях, о родных и близких, обо всем том, за что солдаты не Жалели своих жизней.
Появился лейтенант.
— Артисты на месте?
— Да-да, на месте! — Я как ведущий концерт вышел из-за занавеса.
— Сейчас начинаем, народу пока немного, но остальные, возможно, подойдут. Проходите, товарищи!
В дверях появились бойцы. Они двигались медленно, усталость висела на их плечах, руках, на расслабленных ногах. Расстегивая на ходу ремни, полушубки, не спеша устраивались кто где — на скамьях, матах, а то и просто на полу...
Хлопотливый лейтенант прикрыл дверь, махнул мне рукой г дескать, начинай!
Я раздвинул занавес и бодрым голосом приветствовал зрителей от имени нашего коллектива. Солдаты разглядывали мой костюм, галстук, лениво перебрасываясь словечками.
— Чайковский. «Мелодия». Соло на скрипке, — объявил я первый номер.
Наступила тишина. Вышел скрипач. Он уложил на плече скрипку, тряхнул головой. И полилась музыка.
Если бы не война, я уверен, он наверняка был бы лауреатом. Он очень любил скрипку и всегда играл с наслаждением.
Сосредоточенные, серьезные глаза солдат были прикованы к рукам скрипача. Музыка разглаживала суровые морщины, глубокие складки бровей и губ.
Вдруг среди тяжкого мужского прокуренного дыхания я услыхал храп. Приглядевшись, заметил, что многие солдаты дремлют, с трудом разжимая падающие веки. Я посмотрел на музыканта. Он играл, ничего не подозревая, будто в зале было полно слушателей и концерт проходил в консерватории. Он играл вдохновенно, легко, с чуть заметной самодовольной улыбкой мастера.
Вот последний аккорд. Готовый принять овации, скрипач опустил смычок.
В эту минуту к нему подбежал лейтенант и грозным шепотом произнес:
— Играй дальше! Они спят, ты же видишь! Они устали. Они после боя! И спать им осталось, — он посмотрел на часы, — меньше часа. Играй, милый, а то проснутся.
И скрипка запела вновь. Скрипач играл одну пьесу за другой. Чайковского сменял Бах, Баха — Бетховен, и вновь Чайковский...
Солдаты похрапывали. Изредка кое-кто дремотно открывал веки, но, увидев скрипача, закрывал, видимо уверенный, что концерт еще только-только начался.
Но вот отворилась дверь и чья-то рука растолкала спящего около порога. Тот проснулся, ударил в ладони. Мгновенно проснулись остальные и дружно зааплодировали.
— Выходи! По машинам! — раздалась команда.
На ходу приводя себя в порядок, покидали наши зрители зал. Гул орудийных залпов нарастал.